ее ребенок. Но Элинор боялась, что жизнь этих девушек окажется не такой приятной, как изображала мать Маргарет, и как ей тогда с этим жить? Тем не менее, пока она сидела взаперти, у нее было много времени для фантазий об этом доме.

Про себя Элинор называла приют матери Маргарет домом Евы. Той Евы, что с Адамом, праматери всех живых. Она пыталась представить, как выглядит ее Ева. Высокая или маленькая, с длинными волосами или стриженая? Высоко у нее ребенок лежит или низко? И еще вопрос, который беспокоил Элинор больше всего, – хочет ли Ева отдать ребенка Уильяму и Элинор, чтобы они его любили и заботились о нем, мечтает ли получить второй шанс, как говорила мать Маргарет, или это все пустая болтовня?

Был понедельник перед Днем благодарения, а на вечеринку в честь помолвки Теодора Уильям собирался уехать во вторник после обеда. Все выходные он обещал ей, что придет пораньше, что перед отъездом проведет с ней побольше времени, но каждый день звонил, что задержится. Сегодня у него была смена в отделении скорой помощи, и туда привезли двух детей, серьезно пострадавших от собачьих укусов, так что он не знал, когда будет дома.

В Огайо Элинор росла без братьев и сестер и привыкла сидеть дома одна. Родители все время работали, и ей пришлось научиться самостоятельности. Но сейчас все было по-другому. Элинор чувствовала себя не самостоятельной, а изолированной. Говард закрылся на каникулы, так что у нее не было курсовых или дел для библиотеки, которые бы ее отвлекли.

Чтобы убить время, она отмыла до блеска каждый сантиметр всех комнат в доме. Когда она закончила, на мебели и на полу не осталось ни следа пыли. Кухня и обе ванные пахли чистящим средством, а все чистое белье она сложила и убрала на место. И все равно день был слишком долгий.

Зазвонил телефон, и Элинор выдохнула с облегчением. Она бросилась в кабинет и сняла трубку.

– Здравствуй, милая. – Треск, помехи.

– Мама! – радостно воскликнула Элинор, услышав голос матери.

– Как дела?

– Да ничего. – Она устроилась на кушетке, поджав под себя ноги.

– Ребенок шевелится? Фрукты-овощи ешь?

– Да, куролесит вовсю, – ответила она, потом описала несколько симптомов этой стадии беременности, которые вычитала в книге. В телефоне опять затрещало, и большую часть сказанного пришлось повторить. Пока Элинор болтала о состоянии своего здоровья, у нее ныло в животе от чувства вины. Она ненавидела врать матери и уговаривала себя, что это все для блага самой же Лоррейн.

– Не люблю приносить плохие новости, но пару дней назад умерла от сердечного приступа сестра Прайор. В церкви все вне себя от горя. Ты же знаешь, она всем нам была как мать.

Элинор схватилась за грудь. Из нее словно дух вышибло.

– Ох, мама, мне так жаль.

Сестра Прайор сидела с Элинор, когда та была слишком мала для школы. Элинор любила вспоминать, как они с ней ели персиковый коблер и слушали по радио мыльные оперы.

– Вот бы ты приехала на похороны. Я по тебе соскучилась, и очень хочется погладить малыша у тебя в животе.

– Мне тоже хочется, мама, но врач говорит, что в моем состоянии нельзя путешествовать. Я даже из дома уже не выхожу, просто сижу и жду, – сказала она сквозь треск помех.

– Ну, так, наверное, будет лучше. Осторожность прежде всего, особенно с твоим прошлым.

Элинор передернуло.

– Ты права.

– Ну, может, тогда я приеду тебя повидать.

Элинор слышала по голосу матери, как ей этого хочется. Ей и самой не терпелось повидать мать, хотелось, чтобы та расчесала ей волосы и испекла бисквитный торт, чтобы можно было положить голову ей на колени.

– Мама, мы же договорились, что тебе лучше приехать после того, как ребенок в январе родится. Тогда ты мне по-настоящему понадобишься. И сможешь остаться на подольше. Мы сейчас живем на стройке – ребенку делают детскую.

– И притом младенец ничего этого помнить не будет.

– Ну, Роуз настаивала, а я хочу поддерживать с ней хорошие отношения.

Мать поцокала языком.

– Она все еще тебя донимает?

Элинор не хотела напряжения между своими родителями и родителями мужа, поэтому снова соврала:

– Нет, она изрядно успокоилась.

– Ну ладно, я тебе позвонила так поздно, потому что тарифы ниже, но звонок все равно не бесплатный. Пойду-ка проверю, как там яблочные пироги в печи.

Элинор ужасно хотелось рассказать матери всю правду. Вместо этого они попрощались, но Элинор еще долго держала трубку в руках, хотя телефон и сигналил, напоминая, что ее нужно положить на место.

На следующее утро, когда Элинор проснулась, Уильям лежал в постели рядом с ней. Она прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Ей нравилось слушать звук его сердцебиения. Он погладил ее по голове, потом притянул к себе и поцеловал.

– Доброе утро.

– Я соскучилась. Так давно не просыпалась рядом с тобой.

– И я тоже. – Он провел пальцами по ее шее.

– Не уезжай. – Элинор залезла на мужа сверху и скользнула языком по краю его уха.

– Детка, – выдохнул он и провел ладонями вдоль ее тела. Взяв Элинор за бедра, он направил их к своим бедрам. Все потные, они прижались друг к другу, и Элинор обхватила Уильяма ногами. Несколько движений слившихся в одно целое тел, несколько судорожных толчков, и вот Уильям уже со стоном упал на подушку.

– Жду не дождусь, когда ординатура закончится и я смогу больше времени проводить с тобой, – произнес Уильям, глядя ей в глаза.

Волосы у Элинор прилипли ко лбу, все тело словно покалывало.

– Не езди на помолвку.

– Я должен. Ты же это знаешь.

– Тогда я поеду с тобой. – Элинор отбросила с ног одеяло и голышом пошла к своему шкафу.

– Элли, тебе нельзя, – ошарашенно пробормотал Уильям, – это слишком опасно.

– Я буду осторожна. Останусь в гостинице, когда ты пойдешь на прием. Ты можешь сказать, что я отдыхаю.

Уильям подошел к ней.

– Детка, я был бы только рад, если б ты приехала. Просто счастлив. Но у нас уже почти все получилось, осталось всего несколько недель.

Элинор знала, что Уильям прав. Но ей невыносима была мысль опять на несколько дней остаться одной. Только не в праздники. Не тогда, когда Грета Хепберн рядом и готова вонзить свои когти в Уильяма. Она хотела, чтобы Уильям остался с ней, чтобы выбрал ее, но они вместе приняли душ, потом Элинор смотрела, как он одевается, и так и не произнесла вслух ничего из этих своих мыслей.

Уильям подхватил ее